Точка возврата: участник программы ITMO Fellowship – о научном притяжении России

Дата публикации: 01.02.2016

Работа за рубежом – многовековая традиция русских ученых: можно много лет вести исследования на Западе и все равно возвращаться домой по завершении проектов. Участник программы ITMO Fellowship & Visiting Professorship Александр Усков рассказывает о том, что объединяет лучшие идеи электроники и оптики, почему амбиции и молодость эффективнее консервативного подхода и по какой причине всем остальным странам мира он предпочитает Россию.

Я окончил МИФИ, поступил в аспирантуру в Физический институт им. П. Н. Лебедева Академии наук (ФИАН) в Москве и с тех пор работаю там. Это один из самых больших институтов Российской академии наук: исследования в ФИАНе охватывают практически все области физики. В этом смысле с ним можно сравнить только ФТИ им. Иоффе в Санкт-Петербурге. Когда начались новые времена, связанные с распадом СССР, я стал много ездить за границу. По количеству стран, где я работал, я, возможно, рекордсмен. Я сотрудничал с учеными в Дании, Германии, США, Японии, Франции и многих других странах, важных с точки зрения мировой науки. В начале девяностых многие так жили. Кто-то сделал карьеру на Западе, принял гражданство, обзавелся собственностью, а я все время возвращался в Россию.

Почему вы решили выбрать Университет ИТМО?

Самая простая причина в том, что Петербург ближе к Москве, чем США или Япония, и мне проще ездить сюда. К тому же тут интересно работать. Очевидно, что российское правительство создает новые точки роста науки в России, и Университет ИТМО – одна их них. Сюда вкладывают серьезные деньги, и я вижу, что эти инвестиции имеют эффект. Здесь собрались молодые люди, которые мотивированы на то, чтобы заниматься своим делом, они хотят работать, сидят здесь до ночи. Наконец, у них есть амбиции, что совсем не плохо. С ними интересно.

К сожалению, так происходит далеко не везде. Академическая наука переживает кризис. Когда в девяностые мы переходили от плановой экономики к рыночной, то, по мнению так называемых реформаторов, РАН просто не укладывалась в новую систему. В частности, потому, что реформы шли по рецептам «из-за океана», а такой структуры, как Академия, нет и не было в США. Как известно, наука там развивается в основном в университетах, еще процентов десять-двадцать научных открытий совершается в национальных лабораториях вроде Лос-Аламосского центра (LANL), Берклиевской национальной лаборатории (LBNL) и так далее В советское время АН СССР была мощнейшей организацией, исследования в СССР вела в основном она, за исключением некоторых вузов. Если говорить только про физику, то это единицы, несколько ведущих университетов.

Сейчас Минобрнауки сосредоточилось на поддержке науки в учебных заведениях. В 2013 году было создано ФАНО, и уже несколько лет идет реорганизация Академии, но трудно сказать, эффективна ли эта работа. По крайней мере, больших изменений в отношении к науке в сравнении с девяностыми не видно. Надо признать, Академия – довольно консервативна, и реформировать ее совсем не просто, как и всякую организацию с вековыми традициями и огромными успехами в прошлом. Кроме того, сами академики – люди серьезные, состоявшиеся, со своим мнением, и им нелегко принимать взгляды «реформаторов», которые в науке-то и не были некогда. А те, кто мог бы стать сильными лидерами сейчас – зрелые ученые среднего возраста, уехали на Запад в начале девяностых. «Распалась связь времен», так сказать. Но все же я верю в Академию. Я вижу, что в Университете ИТМО есть амбициозная молодежь, может, и в РАН такое случится.

Вы были в самых разных странах, но в итоге предпочли Россию. Почему?

Это сложный вопрос, который мне не раз задавали. Меня всегда тянуло домой, к родственникам и друзьям, которые всегда были важны для меня. Конечно, поездки за границу – это тоже интересно, там прилично платят, но, в итоге, с этими деньгами я все равно возвращаюсь в Россию и живу здесь. Сейчас я иногда жалею, что не сидел на одном месте и не «зарабатывал пенсию» Хотя, например, в Дании на пенсию практически насильно отправляют в 67 лет, тогда как в России можно и дальше работать. Иностранцы удивляются этому обстоятельству.

Но в США и Канаде, к примеру, есть пожизненные контракты преподавателя.

Это не совсем так. Выдающихся людей действительно могут держать подольше в качестве Emeritus Professor, но и их лишают весьма многого: оставляют рабочее место, выделяют немного денег на поездки, а зарплату, насколько я знаю, при этом не платят. Ну, может быть, 5-10% от «ставки». У некоторых людей есть иллюзии, что на Западе – молочные реки с кисельными берегами. Это совсем не так. Там проблемы другого класса, не такие, как в России, но они есть.

Если говорить об исследованиях, чем вы занимаетесь в ФИАН и теперь – в Университете ИТМО?

За свою жизнь я много над чем работал, в последнее время занялся вещами с приставкой «нано» – нанолазеры, наноприемники. Если говорить конкретнее, то область интересов сейчас – наноплазмоника. Берем металлические частицы, золото, серебро, которые формируют вокруг себя нанорезонатор, и нанопроволочки, вдоль которых может бежать волна – сигнал. Если все это соединить, возникают наноплазмонные интегральные схемы. Интегральные схемы сейчас есть везде. Электронные интегральные схемы – это любая современная техника, компьютеры, телефоны. Есть оптические интегральные схемы, в которых есть лазеры, они возбуждают свет, и волноводы, по которым он распространяется. А сейчас считается, что идеи электрических и оптических сигналов можно объединить в плазмонных схемах, и все это будет на значительно меньших масштабах – «наномасштабах».

Все эти новые схемы требуют источника, который возбуждает плазмонные волны, и я сейчас занимаюсь такими источниками на основе туннелирования. Если взять два металла, свести их близко и подать напряжение, между ними возникает туннельный ток. Это известный процесс, но электроны, туннелируя из одного металла в другой, могут возбуждать плазмоны. Это совершенно естественный источник тех плазмонов, которые нужны нам для плазмонных наносхем, и мы сейчас думаем над тем, как осуществить это на практике. В январе 2015 года я ездил в Дижон (Франция) и там познакомился с одним экспериментатором, который занимается туннельными структурами. Мы наладили сотрудничество, даже вышла одна совместная публикация. Хотелось бы, чтобы такая же коллаборация возникла и здесь, в Университете ИТМО.

Вообще, мое кредо – это не разделение науки на фундаментальную и прикладную («практическую»), а «фундаметальный подход к прикладным проблемам». Именно это, на мой взгляд, и может привести к появлению действительно новых приборов и устройств, которые, помимо всего прочего, будут хорошо оценены и на рынке. А ведь это и есть наша цель в условиях рыночной экономики, не так ли?

Что бы вы посоветовали российским вузам для того, чтобы покинувшие страну ученые возвращались работать сюда?

Я считаю, что важнее всего уверенность. Каждый человек должен чувствовать, что на новом месте у него будет возможность «сделать себя», почувствовать, что он востребован. Опять же, за всем стоят деньги. И я говорю даже не о заработной плате. Молодым людям нужно построить семью, купить квартиру. В той же Дании на покупку жилья предоставляют практически беспроцентный займ. В России такого нет. Нужно существенно улучшить условия жизни и труда ученых, чтобы поднять науку в стране, и хочется надеяться, что перемены в эту сторону уже начали происходить.

Беседовал Александр Пушкаш,

Редакция новостного  портала Университета ИТМО